Пацанами были. Гоняли на мопедах, девчонок катали, а вечером поздно жгли костер за поселком, истории рассказывали всякие и страшные и мистические , девчонкам глазки строили.
В один день катались — похоронная процессия навстречу. Тогда еще с музыкой хоронили, как-то так торжественно было и жутковато. Этот звук громкий трубы , да еще тарелки — бац-бац. Похоронный марш.
Как-то все замирали, становились тише. Помню, мать говорила — нехорошо переходить дорогу процессии. Почему — не помню, вроде предание какое-то — вроде как перешел покойнику дорогу к Богу, — или просто примета плохая.
А я не только перешел, я прямо таки переехал на своем мопеде, да еще с треском, громко. Помню, когда остановился на другой стороне дороги, кто-то из толпы грозно так пальцем покачал, мол, — нехорошо. Да мне и самому не по себе стало, но чего уж теперь.
И решил, почему-то, мопед к забору поставить, и вместе с процессией проводить усопшего. То ли стыдно стало, то ли еще что. Даже не знал — кто там.
Иду тихо в сторонке по обочине, исподлобья поглядываю — одни старушки идут, ну и мужиков чуть-чуть. Решил, что в гробу бабушка какая-нибудь. Гроб несут высоко, не видно покойника. Ну по тихим разговорам в толпе понял — бабушка, 89 лет, умерла, да и царствие ей небесное. А называют ее все в толпе «бабка».
Кладбище за поворотом было, только вдоль шоссе пройти, там уже и лес вырос, кладбище старое. Сейчас уж закрыто давно, не хоронят там. А тогда много было могилок, оградки близко-близко друг к другу.
Ну иду себе между холмиков, продвигаюсь вместе со всеми, но немножко все-таки в стороне. Дошли до могилы. Поставили табуретки, на них гроб.
Особенно никто не плакал. Все как-то так тихо, спокойно, без суеты и без всяких там причитаний. Гроб красный такой, атласный, а рюшки на крышке какие-то не белые, а серые.
«Вот, — думаю, — почему не сделали белые рюшки, так же красивее. Бабке бы понравилось».
Подумал так, и сам удивился — чего это я про незнакомую бабку беспокоюсь? Ну заколотили крышку, гроб на ремни — стали опускать. Сорвался.
Да так громко, прямо «Бум!» об дно могилы, как будто там не земля , а бетон. Кто-то охнул в толпе. Одна старушка зарыдала. Но мужики давай горсть земли бросать, а за ними и все остальные. Быстро побросали, стали закапывать.
Разошлись все минут через двадцать. Остался я один. Крест простой совсем на могиле, и даже фотографии нет. Подошел, крест погладил.
Так жалко стало, что не знаю как она выглядит. Только на табличке написано- Проскурова Антонина Михайловна, на всю жизнь запомнил.
Сел на корточки, холм поправляю, песочек приминаю рукой. И вдруг, сам того не ожидая, говорю — » Никакая ты не бабка! Ты бабушка Антонина Михайловна! Прости меня пожалуйста, что дорогу тебе переехал, я не хотел!»
И как слезы у меня польются вдруг. Хорошо не видит никто, а то неудобно, большой пацан уже, а плачу.
И тут так ясно ощущаю, что кто-то мне руку на плечо положил. Точно говорю — не показалось. Я ж на корточках сижу, а встать не могу — кто-то к земле прям прижал.
А потом по волосам рукой проводит, и как будто даже потрепал за чуб. У меня тогда лохматая голова была, челка прямо на глаза. Испугался, вскочил, побежал. Сердце прямо выскакивает.
Выскочил на дорогу, успокоился. «Все, — думаю, — заберу мопед, и домой». Пришел к магазину, где у забора мопед оставил, а его и нет.
Вот уж где рыдать бы надо — свистнули мопед-то, всё. Поди найди.
Расстроился, даже искать не пошел — смысла нет, побрел домой. И такая усталость навалилась. Дома ушел на терраску и лег на кушетке, где всякий хлам лежал. Там и уснул.
Вот до сих пор не знаю, сон это был или нет. Лежу , вроде же сплю, а вроде и нет. С терраски в открытую дверь вижу — собака наша, Мальчик, кому-то хвостом через забор виляет. Не лает, а прям радуется.
А за забором , вроде , никого. Хотел приподняться, получше посмотреть — не могу. Голова и тело тяжелые — не поднять.
И вдруг в голове четко так — » Мопед из трубочки забери. Там он».
«Трубочка» — это труба под шоссе проложена была, мы в ней с пацанами дорогу переходили, внутри течет весной вода, а летом нормально, сухо.
Там взрослому чуть пригнувшись, а нам, пацанам, почти в полный рост можно было пройти. Вскочил как ошпаренный. Побежал.
Бегу по тропинке вниз от шоссе, сердце стучит. Добежал, заглядываю в «трубочку» — стоит. Стоит мой мопед целехонький. Только грязный. Вот что хочешь делай, а я уверен — это мне та бабка подсказала. Простила меня, бабушка, Антонина Михайловна.
Отправляя сообщение, Вы разрешаете сбор и обработку персональных данных. Политика конфиденциальности.